Карл Поппер: "Открытое общество и его враги". Критика

Открытое общество и его враги - один из главных трудов известного философа и публициста Карла Поппера, отстаивающего принципы критического рационализма, а также ценности рыночной демократии.

Работа написана простым и достаточно понятным языком, что делает ее привлекательной для читателя и за что следует отдать должное автору. "Открытое общество и его враги" - своеобразное "священное писание" для основной массы современного научпопа, поскольку здесь мы находим вместе многие его основные принципы - скептицизм, критику детерминизма, номинализм, критику теории заговора и так далее, но еще более важна данная работа для современных апологетов буржуазной демократии, отстаивающих свои взгляды против критики марксистов.

Мы не будем здесь касаться всех аспектов "Открытого общества..", детально разбирая каждое спорное суждение Карла Поппера выдвинутое им в данном труде, а сосредоточимся главным образом на методе социальной инженерии, который Поппер противопоставляет своим противникам историцистам, затронув также сопутствующие этой теме аспекты, такие как отношение к истине, отношение к терминам и категориям, критику гегелевского метода и критику марксизма.

1. Историцизм и социальная инженерия

Поппер условно делит людей на два лагеря: историцистов и сторонников социальной инженерии. Первые, согласно Попперу, во всем полагаются на историческую необходимость, а вторые, к которым он относит также себя, уверены в том, что люди сами определяют свою судьбу и поэтому не зависят ни от каких внешних обстоятельств.

Сторонник социальной инженерии не задает вопросов об исторических тенденциях или о предназначении человека. Он верит, что человек — хозяин своей судьбы и что мы можем влиять на историю или изменять ее в соответствии с нашими целями, подобно тому, как мы уже изменили лицо земли. Он не верит, что эти цели навязаны нам условиями или тенденциями истории, но полагает, что они выбираются или даже создаются нами самими, подобно тому, как мы создаем новые идеи, новые произведения искусства, новые дома или новую технику. 

В отличие от историцистов, полагающих, что возможность разумных политических действий зависит от степени понимания нами хода истории, сторонники социальной инженерии считают, что научная основа политики покоится на совершенно иных принципах — она состоит в сборе фактической информации, необходимой для построения или изменения общественных институтов в соответствии с нашими целями или желаниями. Социальная инженерия должна сообщать нам, какие шаги следует предпринять, чтобы, например, избежать экономического спада или, напротив, вызвать его, или для того, чтобы распределить общественное богатство более или менее равномерно

Люди действительно могут сами вершить историю, но не как некие абстрактные люди, а как конкретные люди, сформированные конкретным историческими обстоятельствами, имеющие, поэтому, конкретные исторические цели.

Для Поппера же важно только то, что мы можем заниматься сбором фактической информации, необходимой для построения или изменения общественных институтов в соответствии с нашими целями или желаниями, тем не менее совершенно непонятно кто это мы - либералы, коммунисты или быть может фашисты? У всех у них были свои цели и способы их достижения, но какое это имеет отношение к социальной инженерии, полагающей, что решать свои проблемы в зависимости от обстоятельств могут какие-то абстрактные "мы"?

Таким образом для сторонника социальной инженерии существуют не конкретные личности с исторически определенными интересами, а абстрактные люди с общечеловеческими интересами.

2. Отношение к истине

..В эмпирических науках, а только они и могут снабжать нас информацией о мире, в котором мы живём, вообще нет доказательств, если под «доказательством» имеется в виду аргументация, которая раз и навсегда устанавливает истинность теории.

..Научные результаты «относительны» (если этот термин вообще можно использовать) лишь постольку, поскольку они являются результатами определённой стадии научного развития и подлежат смещению в ходе научного прогресса. Это, однако, не значит, что истина «относительна». Если утверждение истинно, оно истинно всегда. Это значит, что большинство научных результатов имеют характер гипотез, то есть утверждений, доказательство которых не могут быть окончательными и которые поэтому могут быть пересмотрены в любое время.

Для того, чтобы никто не запутался в хитросплетениях мысли, мы еще раз озвучим мысль Поппера, только теперь уже в виде четко сформулированных тезисов:

Тезис 1: только эмпирические науки могут снабжать нас информацией о мире;

Тезис 2: в эмпирических науках вообще нет доказательств раз и навсегда устанавливающих истинность теории;

Вывод Поппера: большинство научных результатов имеют характер гипотез, то есть утверждений, доказательство которых не могут быть окончательными и которые поэтому могут быть пересмотрены в любое время.

Если мы объединим первый и второй тезисы, то получится, что в науке вообще нет истинной информации о мире, следовательно, что не большинство результатов науки имеет характер гипотез, которые могут быть смещены входе научного прогресса, как это утверждалось в притянутом за уши выводе Поппера, а что все результаты науки таковы.

Здесь нет никакого промежуточного варианта: либо мы признаем, что в науке есть доказательства раз и навсегда устанавливающие истинность теории и вслед за этим признаем положительное значение науки и возможность ее прогресса, либо же мы стоим на точке зрения Поппера и отрицаем возможность познания как таковую.

Отрицание возможности постижения истины означает отрицание познавательной способности человека вообще, ибо истина и есть единственный положительный итог познания. Нет истины - нет познания, при чем всякого - отрицая истину мы не только отрекаемся от способности определять работающие теории, но также и от способности определять не работающие, поскольку всякое опровержение в сущности есть ничем иным как указанием на несоответствие с истиной.

3. Отношение к терминам и категориям

..В то время, как эссенциалистская интерпретация читает определения «нормальным» способом, то есть слева направо, мы можем сказать, что определение, как оно нормально используется в современной науке, следует читать в обратном направлении — справа налево. 

Современная наука начинает с определяющей формулы и ищет для неё краткое обозначение. Поэтому научный взгляд на определение «Щенок — это молодой пес» предполагает, что это определение представляет собой ответ на вопрос «Как мы будем называть молодого пса?», а вовсе не ответ на вопрос «Что такое щенок?» (Вопросы типа «Что такое жизнь?» или «Что такое тяготение?» не играют в науке никакой роли.)

..В современной науке используются только номиналистские определения, то есть вводятся сокращённые обозначения или символы для того, чтобы сократить длинный текст

Следует отдать должное номинализму за его критику средневекового схоластического реализма с его универсалиями, однако заслуга здесь состоит лишь в том, что он отверг платоновские эйдосы и верно определил абстрактно-всеобщее исключительно как форму мышления не имеющую своего объективного аналога.

Номиналистский подход, который так активно отстаивает Поппер, тем не менее, также страдает ограниченностью и вызывает связанные с нею трудности. Так, Поппер утверждает, что в науке термины служат исключительно средством коммуникации, то есть являют собою простые называния, тогда как определения науке вообще не нужны.

Пример со щенком служит для демонстрации терминов как простых сокращений, однако от содержательной части определения Поппер абстрагируется, поэтому у него получается замкнутая на себе тавтология, когда на вопрос "Что такое щенок?" мы отвечаем - молодой пес и на вопрос "Что такое молодой пес?" мы отвечаем - щенок.

Тем не менее когда мы задаемся вопросом "Что такое щенок?", то вовсе не думаем о том какие слова входят в данное сокращение - нас интересует объективное содержание отраженное в данном понятии, то есть сущность этого понятия. Кроме того при определении понятия совершенно недостаточно простого указания на общие признаки, поскольку в этом случае мы рискуем включить в наше определение ряд явлений содержание которых явно ему противоречит.

Вспомнить хотя бы спор Диогена с Платоном в котором Платон определял человека как "двуногое без перьев", а Диоген ощипав петуха говорил, что это платоновский человек.

Если уже и обращаться к средневековой схоластической традиции, то ближе всего к истине будет концептуализм, который также отрицал универсалии в виде платоновских эйдосов, признавая однако наличие в уме общих понятий - концептов как особой формы познания.

..В любом случае нам далее придётся определять термины из определяющей формулы, что приведёт к новым терминам, которые, в свою очередь, также должны быть определены, и так далее до бесконечности. Нетрудно заметить, что требование, согласно которому следует определять все наши  термины, столь же несостоятельно, как и требование, согласно которому следует доказывать все наши утверждения.

Не все термины необходимо должны состоять из других терминов, поскольку существуют также названия, которые не определяются подобно другим понятиям, а исходят из простого наименования некого эмпирического содержания. Сложные категории тем не менее определяются из логической связи понятий между собой - это высший этап мышления, когда знание проистекает не из простого взаимодействия с эмпирическим опытов, а в результате чисто логических операций с мысленными формами, отражающими объективное содержание.

В этом соображении, однако интересно также отношение к доказательствам. Поппер исходит из положения, согласно которому необходимость доказывать каждое утверждение приводит к регрессу в бесконечность, поскольку если всякие раз требовать от аргументов их обоснованности, то мы никогда не выйдем на некие предельные основания знания в силу потребности доказывать само доказательство.

На самом деле регресс в бесконечность проистекает из-за того, что мышление замкнуто на самом себе, то есть что под доказательством подразумевается лишь формально-логическая связь тезиса и аргумента, тогда как в действительности доказательство заключается в форме соответствия мышления его предмету.

Нужно отдать должное Попперу за то, что он показал недостаточность формально-логического доказательства, хотя выводы которые он сделал из этого были ошибочны - вместо того чтобы найти иную концепцию аргументации, он просто делает вывод, что должны быть некие бездоказательные утверждения, которые будут стоять в основании.

В действительности же всякое познание начинается с рационального осмысления определенного опыта и формирования предположений, которые потом проверяются на практике, то есть возвращаются назад в опыт. Если предположения верны, то опыт будет изменен сообразно ожиданиям и, следовательно, верно понят.

Такое понимание доказательства исключает регресс в бесконечность и делает излишним обращение к бездоказательным утверждениям, которые мы вынуждены были бы брать за основания, если бы стояли на точке зрения Поппера.

Суть предельного основания поэтому состоит в том, что результат здесь берется как развитая предпосылка, а не прибавляется извне путем присоединения нового утверждения, поэтому мы и не уходим в дурную бесконечность доказательств - изначально исходя из опыта мы возвращаемся к нему же, но в отрицательной форме, то есть в форме изменяющей его практики, которая создает новый опыт на основании старого, тем самым оправдывая или опровергая наши предположения.

4. Критика Гегеля

Большинство современных тоталитаристов совершенно не сознают, что их идеи можно возвести к Платону, однако многие знают, чем они обязаны Гегелю.. 

..Их общая доктрина сводится к тому, что государство есть все, а индивид ничто, поскольку он обязан государству всем — и своим физическим, и своим духовным существованием. Таково главное содержание идей и Платона, и Гегеля, и пруссачества Фридриха Вильгельма. Вернёмся к проблеме гегелевских политических мотивов. У нас есть, по моему мнению, более чем достаточно поводов подозревать, что на философию Гегеля оказывали влияние интересы прусского правительства, на которое он работал.

Поппер справедливо критикует Гегеля за его деятельность по отстаиванию действующей власти или говоря марксистским языком за партийность его философии, но разве не справедливым в той же мере будет упрек Попперу за его "Открытое общество..", которое в не меньшей мере выгодно апологетам современного общественного строя?

Гегель никогда и не пытался опровергнуть Канта. Он почтительно склонялся перед ним и искажал взгляды Канта до полной противоположности. Так и получилось, что кантовская «диалектика» — ядро его критики метафизики, была обращена в гегелевскую «диалектику» — главное средство метафизики.

Борясь против метафизики Гегель действительно произвел одну из самых запутанных и туманных метафизик, которая когда-либо существовала, однако дело здесь вовсе не в диалектике - рациональном зерне учения Гегеля, а в идеалистической философии, сквозь призму которой диалектика была им интерпретирована.

Я вполне готов признать, что изложенная концепция — это неплохое описание того способа, при помощи которого критическая дискуссия, а, следовательно, и научная мысль, может иногда прогрессировать. Ведь всякий критицизм состоит в указании на некоторые противоречия или несоответствия, и научный прогресс по большей части состоит в устранении противоречий, как только мы обнаруживаем их. Это означает, однако, что наука исходит из предположения, что противоречия недопустимы и их необходимо избегать, а обнаружение противоречия заставляет учёного сделать всё, чтобы устранить его. Действительно, как только противоречия признаются, вся наука должна разрушиться. 

Однако Гегель из своей диалектической триады извлек совсем другой урок. Из того, что противоречия являются средством, при помощи которого наука прогрессирует, он заключил, что противоречия не только допустимы и неизбежны, но в высшей степени желательны. Это — та гегелевская доктрина, которая может разрушить всякий рациональный спор и всякий прогресс. Ведь если противоречия неизбежны и желательны, то мы не нуждаемся в устранении их, и, таким образом, всякий прогресс должен придти к своему концу.

Поппер не желает понять, что противоречия не устраняются, а разрешаются, так как устранить противоречие значит проигнорировать проблему, которая его вызвала (здесь, разумеется предполагается истинное противоречие - антиномия, а не мнимое противоречие, когда одно из суждений оказывается ложным). Если противоречие возникло в разуме, то познание столкнулось с определенным пределом, который преодолевается исключительно на более высоком уровне понимания. Как говорил А.Эйнштейн: "нельзя решить проблему на том уровне, на котором она возникла".

Поппер же напротив предлагает избегать противоречий, ибо наука, якобы, от этого разрушается. На это следует ответить следующим образом - наука наоборот только начинается там, где необходимо переступить за имеющейся предел знаний.

5. О национализме

В этом разделе Поппер излагает крайне интересную мысль о национализме, которую мы оставим здесь без какой-либо критики, так как она не нуждается в дополнительных разъяснениях и в целом с ней можно согласится:

Принцип национального государства, то есть политическое требование, согласно которому территория каждого государства должна совпадать с территорией, населённой одной нацией, ни в коем случае не является самоочевидным, как это представляется сегодня многим. 

Даже если кто-то и знает, что он имеет в виду, когда говорит о национальности, всё же остаётся не вполне ясным, почему национальность должна считаться более важной и более фундаментальной политической категорией, чем, к примеру, религия, рождение в определённом географическом регионе, лояльность по отношению к правящей династии или, наконец, политические, например, демократические убеждения (последние, можно сказать, являются объединяющим фактором многоязычной Швейцарии).

И в то время, как религия, территория или политические убеждения могут быть более или менее ясно определены, никто не может внятно сказать, что он имеет в виду под нацией, чтобы этот фактор мог послужить основанием для практической политики...

..Таким образом, принцип национального государства является не только совершенно неприменимым, но он никогда и не был ясно сформулирован. Это — миф, иррациональная, романтическая и утопическая мечта, это — мечта натурализма и племенного коллективизма

6. Критика марксистского метода

 ..Возвращение к домарксистской общественной науке уже немыслимо. Все современные исследователи проблем социальной философии обязаны Марксу, даже если они этого не осознают.

Основная заслуга Маркса, считает Поппер, не столько в том, что он сделал полезного, сколько в его ошибках, которые далее наш автор, и мы вместе с ним, собрался разбирать. Прежде всего Поппер утверждает, что так называемый "русский эксперимент" с социализмом в СССР сделан не по марксистской теории, а вопреки ей:

..Поскольку Маркс практически исключал всякую социальную технологию, которую он осуждал как утопическую, его русские последователи оказались совершенно неприспособленными для решения своих гигантских задач в области социальной инженерии.

..После неудачного эксперимента — так называемого «периода военного коммунизма» — Ленин решил предпринять меры, которые фактически означали ограниченное и временное возвращение к частному предпринимательству. Однако НЭП и последующие эксперименты — пятилетние планы и тому подобное — не имели ничего общего с теориями «научного социализма», выдвинутыми Марксом и Энгельсом..

Маркс действительно считал утопическим детальное описание будущего общества, но исходил он совершенно из других оснований, нежели те, которые приписывал ему Поппер. Дело в том, что наш автор утверждает будто бы Маркс отрицал социальную инженерию, то есть возможность людей влиять на социальные институты, поскольку он был детерминистом и верил в историческую предопределенность.

О детерминизме Маркса следует говорит отдельно, здесь же важно отметить другое, а именно почему Маркс все-таки считал детальное планирование будущего общества утопическим.

Составить точный план будущего, утверждал Маркс, невозможно потому, что нет еще эмпирических фактов реального общественного устройства, неизвестны все экономические аспекты и т.д., то есть, что нет реальных оснований для научного исследования, а вовсе не потому, что люди не способны изменять социальные институты.

Маркс наоборот настаивал на том, что только живая человеческая практика способна преобразовать общество, за непонимание чего, собственно, и критиковал старый, созерцательный материализм, в котором его обвиняет Поппер. Можно вспомнить хотя бы выдержку из его знаменитых "Тезисов":

Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой. Фейербах хочет иметь дело с чувственными объектами, действительно отличными от мысленных объектов, но самое человеческую деятельность он берет не как предметную деятельность. Поэтому в “Сущности христианства” он рассматривает, как истинно человеческую, только теоретическую деятельность, тогда как практика берется и фиксируется только в грязноторгашеской форме ее проявления. Он не понимает поэтому значения “революционной”, “практически-критической” деятельности.

Дадим же теперь слово Попперу, который сначала путался опровергнуть связь коммунистической практики с теорией Маркса, а потому перешел на критику его детерминистического подхода.

..Дело в том, что Маркс использовал некоторый правдоподобный аргумент, согласно которому наука может предсказывать будущее, только если будущее предопределено — если, так сказать, будущее присутствует в прошлом, свернуто в нём. Это привело его к ложному убеждению, что строго научный метод должен основываться на строгом детерминизме. Марксовы «неумолимые законы» природы и исторического развития ясно показывают влияние на него интеллектуальной атмосферы, созданной П. Лапласом и французскими материалистами. Можно сказать, что вера, согласно которой термины «научный» и «детерминистический» являются если не синонимами, то, по крайней мере, неразрывно связанными — это один из предрассудков той эпохи, который не преодолён до сих пор

..Поскольку я интересуюсь главным образом проблемой метода, меня радует то, что, обсуждая методологический аспект детерминизма, совершенно не обязательно входить в детали спора о его метафизическом аспекте. 

..Дело в том, что каковы бы ни были результаты таких метафизических споров, как, к примеру, споров о влиянии квантовой теории на «свободу воли», одно, по крайней мере, уже доказано. Ни одна разновидность детерминизма, выражается ли он в форме принципа единообразия природы или же закона всеобщей причинности, не может рассматриваться в качестве необходимой предпосылки научного метода. Физика — наиболее развитая дисциплина среди всех наук — показала не только то, что она может обходиться без таких допущений, но и то, что она в определённой степени противоречит им. Детерминизм не является необходимой предпосылкой науки, которая способна делать предсказания. Использование научного метода, следовательно, не может рассматриваться как аргумент в пользу принятия строгого детерминизма. Наука может быть строго научной без этого предположения..

Как видно из вышесказанного Поппер отрицая детерминизм просто увиливает от необходимости его опровержения заезженным клише типа: "наука доказала..", не показав, тем не менее каким образом она это сделала.

Обычно критики детерминизма апеллируют к концепции вероятности как к тому, что допускает научное предсказание и при этом не требует принятия детерминизма, хотя данное понимание вероятности ошибочно.

Вероятность есть выборка из неких возможных вариантов, ибо если вариант невозможен, то его вероятность ровняется нулю, то есть этот вариант невероятен. Поскольку невозможное определяется как то на что нет причины, то возможным есть наоборот имеющее причину, а так как вероятность означает выборку только из возможного, следовательно вероятным может быть лишь причинно обусловленное или детерминированное.

Если кто-то несогласен с данным суждением о невозможном, то попробуйте исходить из обратного и помыслить невозможное как имеющее причину. Если невозможное имеет причину своего существования, то его уже нельзя назвать невозможным, смысл самого содержания данного понятия утрачивается, поскольку именно в указании причины состоит оправдания некого явления, обоснование того, что оно возможно..

Таким образом наука действительно может предсказать будущее только в том случае, когда оно в некотором смысле предопределено, то есть только в случае, когда прогноз покоится на понимании существования причинно-следственной связи, на определении того, что возможно и вероятно. Нельзя говорить о науке, когда мы имеем дело с неопределенностью основанной на беспричинности, ибо здесь нет никаких оснований для предсказания, нет причин из которых можно было бы вывести следствия.

Из этого, темне менее, не следует, жестко регламентированный прогноз будущего, который в обязательном порядке должен проистекать из научного предсказания - наука лишь показывает возможные тенденции развития исторического процесса, то есть вероятные варианты в их общих чертах, что не исключает творческого подхода к решению проблем.

7. Вульгарный марксизм

..Среднестатистический вульгарный марксист верит, что марксизм разоблачает зловещие секреты общественной жизни, раскрывая тайные мотивы алчности и страсти к материальному приобретению, приводящие в действие силы за кулисами исторической сцены. Эти силы, по мнению такого марксиста, для того, чтобы удовлетворить низкое стремление к выгоде, хитроумно и сознательно вызывают войны, депрессии, безработицу, голод и все остальные формы социальной нищеты..

Независимо от того, насколько состоятельны эти взгляды, мне представляется, что они имеют мало общего с доктриной, которую Маркс назвал «историческим материализмом». Он, конечно, иногда говорил о таких психологических явлениях, как алчность, мотив выгоды и тому подобное, но никогда не использовал их для объяснения истории. Для него такие явления — симптомы разлагающего влияния социальной системы, то есть системы институтов, развившихся в ходе истории; они — результаты, а не причины разложения, последствия, а не движущие силы истории. 

Правильно это или нет, но Маркс видел в таких явлениях, как война, депрессия, безработица и голод для одних при изобилии для других, не результат хитрого заговора со стороны «большого бизнеса» или «империалистических поджигателей войны», а нежелательные общественные последствия действий, преследующих совсем иные цели и совершаемых субъектами, пойманными в сети социальной системы..

Марксизм действительно не имеет ничего общего с морализаторством на тему о негодяях богатых и порядочных бедных, не имеет ничего общего с всякого рода нравоучительными концепциями. Марксизм есть учение об условиях освобождения пролетариата, то есть он показывает какими являются объективные обстоятельства капиталистического общества, а также необходимые меры по его преодолению.

Это соображение также полезно для тех вульгарных марксистов, которые придерживаются формулы: "чем хуже - тем лучше" - чем хуже сейчас пролетариату, тем лучше для его революционного восстания, поскольку тяжелые условия должны подтолкнуть его на активные действия.

В действительности на революционные действия подталкивают не тяжелые условия и не морализаторство по этому поводу, а осознание своих классовых интересов, которое проявляется только во время солидаризации и организации трудящихся в борьбе за улучшение жизни. Кроме того, увеличение достатка и свободного времени высвобождает силы и ресурсы для борьбы, тогда как нищенское положение наоборот заставляет думать о выживании здесь и сейчас.

8. Дуализм Маркса

..Однако Маркса нельзя назвать материалистом в строгом смысле этого слова, даже несмотря на то, что на него сильно повлиял французский материализм восемнадцатого века, да и сам он обычно называл себя материалистом (что, кстати, хорошо согласовывалось со значительной частью защищаемых им концепций). Дело в том, что в сочинениях Маркса имеются некоторые очень важные места, которые вряд ли могут быть интерпретированы материалистически..

..Он ценил духовный мир, «царство свободы» и духовную сторону «человеческой природы» так же сильно, как и любой христианский дуалист, и в его работах даже имеются следы ненависати и презрения к материальному..

..Марксово видение «царства свободы», то есть частичного, но равного освобождения людей от пут их материальной природы, можно, скорее, охарактеризовать как идеалистическое..

Из этого отрывка ясно, что Поппер понимает материализм вульгарно как некую телесную необходимость в противовес свободному духу. Это понимание основано на традиции, согласно которой материализм есть стремлением к материальным благам и наплевательским отношением к духовным ценностям, то есть материализм понимается здесь как своего рода эгоистический прагматизм в то время как под идеализмом подразумеваются некие возвышенные стремления.

В действительности же материализм Маркса, да и вообще всякий материализм здорового человека, состоит в отрицании наличия духовной мыслящей субстанции в основании мира и утверждении его самодостаточности. Говоря более понятным для обывателя языком - материализм есть учение объясняющее мир как никем не сотворенный и не контролируемый, а мыслящий разум как зависимый и вторичный аспект мира, как производное от него. Материализм есть последовательный атеизм, которые не ограничивается одним лишь отрицанием богов, но имеет собственную мировоззренческую основу.

9. Эмпирическое опровержение марксизма

..Маркс утверждал, что любая социальная революция развивается следующим образом. Материальные условия производства растут и зреют до тех пор, пока они не вступят в конфликт с социальными и правовыми отношениями, вырастая из них как из одежды, пока не разорвут её..

..Принимая во внимание это высказывание, я полагаю, что невозможно отождествить русскую революцию с той социальной революцией, о которой пророчествовал Маркс. Русская революция фактически вообще не имеет ничего общего с пророчеством Маркса.

Еще до революции Ленин спорил на этот счет с меньшивиками утверждавшими, что условия якобы неподходящие и что следует прежде пройти буржуазный период. Тогда было доказано, что Россия не смотря на свою отсталость уже стала на рельсы капитализма, а следовательно, противоречия между пролетариатом и буржуазией имели место быть уже не только в теории, но и на практике.

Во-первых крепостное право в Российской империи было отменено в 1861 году, что свидетельствует об изменении экономического базиса. Во-вторых революционные советы были организованны самими рабочими и именно на базе капиталистического производства, а вовсе не под влиянием теоретиков-утопистов вроде Роберта Оуена, поэтому нельзя сказать, что русская революция противоречила марксистской формационной теории.

С другой стороны, когда критикуется НЭП и капиталистические элементы допускаемые социалистическим правительством, то забывается эта изначальная претензия к неразвитым производственным силам, хотя данная политика как раз таки имела вынужденный характер в силу как раз таки недостаточно развитых условий, показывая, что невозможно при помощи одной лишь политической власти изменять структуру общества на свой лад, но для этого прежде должны быть объективные экономические основания.

10. Классовая теория Маркса

..Даже история самих классов не всегда являлась историей классовой борьбы в марксистском смысле, особенно если принять во внимание важную роль, которую играли разногласия внутри классов. Действительно, расхождение интересов внутри правящего и управляемого классов нередко заходит так далеко, что марксистскую теорию классов следует рассматривать как опасное сверхупрощение, даже если мы признаем, что различие между богатыми и бедными всегда имеет фундаментальное значение. Один из наиболее важных сюжетов средневековой истории — борьба между папами и императорами — служит хорошим примером разногласий внутри правящего класса. Было бы, очевидно, неправильным понимать это соперничество как конфликт между эксплуататорами и эксплуатируемыми..

..Одна из опасных сторон анализируемой марксовой формулы заключается в том, что если принимать её всерьёз, то она приводит марксистов к ложному пониманию всех политических конфликтов как борьбы между эксплуатируемыми и эксплуататорами..

Можно согласится с Поппером в том, что далеко не все исторические события связаны с борьбой классов, тем не менее это обстоятельство вовсе не противоречит тому факту, что вся история человечества (кроме первобытно-общинного строя) содержит в себе эту борьбу.

Следует понимать, что под борьбой классов подразумевается не всякий конфликт, переворот или война, а только революция, то есть лишь определенный вид борьбы внутри социального организма в результате которого изменяется сама суть общественных отношений.

Только в этом смысле и говорилось о том, что вся история человечества связана с борьбой классов, то есть под историей здесь понимается именно этапы развития человеческого общества, а не история в плане хронологии всех событий произошедших в прошлом.

11 Концепция государства и власти

«По Марксу, государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание "порядка", который узаконивает и упрочивает это угнетение…». Короче говоря, государство является только частью механизма, при помощи которого правящий класс ведёт свою борьбу.

Каковы же следствия такой теории государства? Наиболее важным следствием является то, что вся политика, все правовые и политические институты, равно как и вся политическая борьба, не имеют первостепенного значения в жизни общества. Политика на самом деле бессильна. Она никогда не может существенно изменить экономическую реальность.

Марксистское определение государства как органа угнетения одного класса другим, было выведено в период революционного накала, когда задачей революции было сломить и уничтожить государственную машину правящего класса. Это определение верно отражает сущность государства в период революции, тем не менее его следовало бы уточнить.

Государственные законы далеко не всегда продиктованы непосредственно господствующим классом и его интересами, поскольку иногда присутствует определенная доля компромисса обусловленная обстоятельствами или же давлением общественных движений. Кроме того и сам господствующий класс неоднороден, то есть конфликты и противостояния бывают также внутри его отдельных группировок. Тем не менее, глупо было бы отрицать, что существует правящий класс, который действительно господствует в обществе и что государство в большей степени подчиняется именно ему нежели кому бы то ни было еще.

Другой аспект затрагиваемый здесь Поппером состоит в том, что марксистская концепция государства якобы исключает возможность политики влиять на экономику, поскольку переворот в общественных отношениях наоборот производится в сфере материального производства изменяя в последствии государственное устройство, что соответствует материалистическому принципу, согласно которому бытие определяет сознание.

Этот вопрос можно свести к вопросу о соотношении детерминизма и свободной воли, поскольку именно это Поппер и подразумевает говоря о политическом бессилии. Детерминизм здесь состоит в том, что наши цели и средства их достижения определены внешними причинами, поскольку мы не выбираем в какую историческую эпоху родится и в каком положении мы изначально оказываемся, как не выбираем возможные и доступные способы изменения данного положения.

Во всем остальном  мы вольны делать то, что считаем необходимым или говоря попперовским языком - применять социальную инженерию, так как в этом плане человек фигурирует уже не как следствие, а как причина общественных явлений.

..Я уверен, что несправедливость и бесчеловечность описанной Марксом, не ограниченной законодательно, «капиталистической системы» не подлежит сомнению. 

..Дело в том, что тот, кто обладает излишком пищи, может заставить тех, кто голодает, «свободно» принять рабство, не используя при этом никакого насилия. И если предполагается, что государство ограничивает свою деятельность подавлением насилия (и защитой собственности), то экономически мощное меньшинство может эксплуатировать большую часть населения — всех тех, кто экономически слаб.

..Экономическая система, описанная и подвергнутая критике Марксом, прекратила своё существование. Однако она была заменена не на систему, в которой государство постепенно теряет свои функции и, следовательно, «отмирает», а на различные интервенционистские системы, в которых функции государства в экономической сфере распространяются далеко за пределы защиты собственности и «свободных договоров»

Здесь Поппер тонко подходит к критике Маркса одновременно соглашаясь с ним и отрицая его. Маркс был прав, утверждает Поппер, но критикуемая им система канула в лету и вместо нерегулируемого капитализма с его эксплуатацией на смену пришел регулируемый правовой капитализм, который развенчал миф о необходимости коммунистической революции.

Отчасти Поппер здесь прав, поскольку Маркс действительно считал, что коммунистическая революция это результат индустриальной революции в эпоху которой он жил, однако движение рабочих этой поры лишь уничтожило "дикий капитализм" обусловленный нерегулируемым рынком.

Даже в СССР, где средства производства были формально обобщены, а рабочие получили права и впервые почувствовали себя полноценными гражданами, жизнь людей нельзя было назвать "царством свободы" - достатка и свободно времени как и прежде не хватало.

И хотя Маркс ошибался в вопросе о причинах коммунистической революции, то есть ошибался в том, что она должна быть вызвана индустриальной революцией, однако его утверждение об упразднении частной собственности как необходимом условии освобождения пролетариата остается актуальным до сих пор.

В общем-то регулируемый капитализм состоит как раз в том, что частная собственность ограничивается, постепенно превращаясь в общественную, что дает возможность регламентировать зарплату, робочий день, отпуск, социальную помощь и прочее, то есть общее движение развития общества все ровно совпадает с вектором обозначенным Марксом.

Догму, согласно которой экономическая власть является корнем всех зол, следует отвергнуть. Её место должно занять понимание опасностей, исходящих от любой формы бесконтрольной власти. Деньги как таковые не особенно опасны. Они становятся опасными, только если на них можно купить власть — непосредственно или путём порабощения экономически слабых, которые должны продавать себя, чтобы жить.

Нам следует мыслить об этих социальных ситуациях даже, так сказать, более материалистически, чем это делал Маркс. Мы должны осознать, что контроль над физической властью и за физической эксплуатацией является главной политической проблемой. Чтобы осуществлять такой контроль, нам необходимо установить «чисто формальную свободу». Как только мы этого достигаем, то есть как только мы оказываемся способными использовать формальную свободу для контроля над политической властью, всё остальное ложится на нас самих. В дальнейшем мы не должны ни обвинять кого-либо другого, ни возмущаться преступными экономическими демонами за сценой. Дело в том, что при демократии ключи к контролю этих демонов находятся в нашем распоряжении. Мы можем приручить их. Мы должны понять это и использовать такие ключи. Мы должны создавать институты демократического контроля над экономической властью и институты своей собственной защиты от экономической эксплуатации.

Поппер утверждает, что ужасы нерегулируемого капитализма решаются при помощи демократического контроля политической власти, которая при помощи физической силы может регулировать общественные процессы, однако непонятно, что именно он подразумевает под таким демократическим контролем.

Чтобы принять данное соображение за истину, необходимо согласится также с тем, что простой народ может в большей степени чем крупные собственники влиять на власть, поскольку в противном случае невозможно было бы добиться каких-либо существенных результатов по ограничению власти капитала.

Здесь обычно апеллируют к сознательности граждан, но никакая сознательность не сравнится с тем влиянием, которое дают деньги - прямые подкупы, связи, лоббизм и прочее, тем более что неорганизованный народ представляет из себя разобщенную толпу противостоящую организованной силе корпораций и других финансовых объединений.

Оставаясь приверженцами своей формулы диктатуры пролетариата, марксисты так и не поняли, что всякая власть — политическая не в меньшей мере, чем экономическая — опасна..

..И когда они шумно требуют расширения полномочий государственной власти (в противоположность марксову взгляду на государство), они не принимают во внимание то, что дурные личности могут завладеть этой более широкой властью.

Аргументы Поппера здесь очень близки позиции либертарианцев, считающих что власть крайне опасный инструмент, поскольку им может завладеть враг, когда смешивается в одну кучу расширение государственной власти при капитализме и при диктатуре пролетариата, где государство представляет собою как раз таки восхваляемый самим Поппером демократический контроль, а не власть выбранных на определенный термин чиновников, которых невозможно снять с поста.

Демократический контроль при диктатуре пролетариата, конечно, имеет свои неразрешенные проблемы и мы знаем на практике построения социализма, что если не довести эти институты до ума, то можно прийти к всевластию бюрократов, однако предлагаемое Поппером тем более не дает оснований для решения поставленной задачи.

Дело в том, что принимая точку зрения Поппера мы сначала должны принять то, что лишь политическая власть позволяет ограничить экономическую власть крупных собственников, а потом принять также необходимость ограничения политической власти, то есть принять два принципа, которые нивелируют друг друга, так как по-сути ограничение политической власти здесь означает ограничение ограничений экономической власти капиталистов.

12 Холизм и редукционным

Маркс был последним из конструкторов великих холистских систем. Нам следует позаботиться, чтобы он и впредь оставался в этом качестве, и не пытаться заменить его систему другой великой системой. Однако мы не нуждаемся в холизме. Мы нуждаемся в постепенной и поэтапной социальной инженерии.

В этом пункте затронут крайне важный методологический аспект, а именно противостояние холизма и редукционизма, приверженцем которого является Поппер. Холизм восходит к принципу, который сформулировал еще Аристотель - целое больше чем сумма его частей, а редукционизм есть принципом сводящим сложные явления к более простым, где части определяют целое.

Чтобы понять отличие холизма и редукционизма обратимся к простым примерам, поскольку они наиболее явно показывают абсурдность определенных взглядов. В 17-18 веках господствовало учение именуемое преформизмом, согласно которому зародыш человека уже содержится в половых клетках, а его дальнейшее развитие связано только с увеличением в размерах.

Этот принцип в своей основе редукционистский, поскольку в нем содержится сведение сложного процесса онтогенеза к простому соединению уже развитых частей, тогда как холистический подход в данной ситуации заключается в том, что процесс развития организма не может быть сведен к соединению уже имеющихся свойств половых клеток, так как определяется их совместным развитием.

Во взглядах на общество редукционизм отстаивает позицию, согласно которой отдельные индивиды формируют социум, то есть что социальная организация суть лишь связь имманентно присущих индивидам свойств.

Ошибочность данного взгляда обнаруживается если мы обратим внимание на тот факт, что общество охотников-собирателей не перешло к оседлому способу жизни основанному на сельском хозяйстве в один момент, когда в нем появились некие особые "сельские" индивиды, но изменялось постепенно, медленно формируя в индивидах черты оседлости, то есть общество как целое формировало индивидов как часть себя.

13 Критика теории социализма

..развитие капитализма привело к уничтожению всех классов, кроме двух — небольшого по численности класса буржуазии и огромного класса пролетариата; обнищание пролетариата вынуждает его выступать против эксплуататоров. Вывод состоит в том, что, во-первых, рабочие должны выиграть борьбу, и, во-вторых, уничтожить буржуазию, придя таким образом к бесклассовому обществу, поскольку останется только один класс.

..Буржуазия не только малочисленна, само её физическое существование, то есть её «метаболизм», зависит от пролетариата. Эксплуататор, тунеядец умирает, если нет эксплуатируемого. Во всяком случае, если эксплуататор истребляет эксплуатируемых, то заканчивает и собственное существование в качестве тунеядца. Следовательно, он не может победить. В лучшем случае, он может завязать длительную борьбу. Что же касается рабочего, то в своём материальном существовании он не зависит от эксплуататора.

Когда рабочий восстаёт и решает изменить существующий общественный порядок, эксплуататор лишается своей социальной функции. Рабочий может сокрушить своего классового врага, не подвергая опасности собственное существование. В результате возможен только один итог: буржуазия исчезнет.

..Нет ни малейших оснований считать, что индивидуумы, из которых состоит пролетариат, сохранят своё классовое единство после завершения их борьбы против общего классового врага. Вполне вероятно, что любой ранее скрытый конфликт интересов расколет прежнее единство пролетариата и разрастется в новую классовую борьбу..

Эксплуатация не обязательно исчезнет вместе с буржуазией, поскольку вполне возможно, что какие-то группы рабочих после их победы получат такие привилегии, которые равнозначны эксплуатации ими менее состоятельных групп.

Этим самым Поппер хочет оспорить известное положение Маркса об отмирании классов после победы пролетарской революции, однако не приводит не единого аргумента на пользу своего предположения, кроме фразы "вполне возможно". Что ж, допустим, возможно, однако давайте сравним силу аргументации Поппера с аргументацией Маркса:

Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса. На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.

14 Приговор историцизму Маркса

В соответствии с принципом, допускающим, что возможно все, можно признать, что пророчество Маркса вполне могло бы осуществиться. Действительно, убеждения типа прогрессистского оптимизма девятнадцатого века могут оказаться могущественной политической силой и могут способствовать осуществлению своих предсказаний. Поэтому даже правильное предсказание не следует с излишней готовностью принимать в качестве подтверждения соответствующей теории и свидетельства её научного характера.

Значительную часть работы Поппер пытался демонстрировать ошибочность пророчеств Маркса только для того, чтобы в конце своего анализа сказать, что в этом нет никакого смысла, поскольку даже если бы его пророчества сбылись, это все ровно не являлось бы доказательством истинности его теории.

Согласно Попперу в истории нет никаких тенденций и лишь одни только люди могут эти тенденции создавать, именно поэтому некоторые социалистические революции состоялись, то есть факт революции воплотился якобы лишь потому, что Маркс своими пророчествами побудил людей к определенным действиям.

Этот аргумент Поппера самоликвидируется в силу своих же установок, поскольку если нельзя точно сказать повлияют ли определенные идеи на умы людей или нет, ведь по Попперу все вероятно, то нельзя также утверждать, что именно в силу навязанной Марксом идеологии люди совершали революции.

А если даже допустить, что именно идеи Маркса вызывали революции, то стоит задуматься откуда у них такая сила, ведь далеко не каждому мыслителю удается подобное. Возможно, дело как раз в том, что его идеи нашли отклик в сердцах людей именно потому, что он осознал их истинное положение, а также обнаружил стремления, которые были в действительности  им присущи..

15 Критический рационализм

..В рационалистическом подходе придаётся большое значение аргументации и опыту. Однако ни логическая аргументация, ни опыт сами по себе не определяют выбор рационалистического подхода, поскольку лишь те, кто готов принимать во внимание аргументы и опыт, то есть те люди, которые в действительности уже признали рационализм, — только они и будут проявлять к нему интерес. Можно сказать, что рационалистический подход сначала должен быть принят и только после этого могут стать эффективными аргументы и опыт. Следовательно, рационалистический подход не может быть обоснован ни опытом, ни аргументами.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что никакие рационалистические аргументы не способны рационально воздействовать на человека, который не желает признавать рационалистический подход. В результате всеобъемлющий рационализм оказывается несостоятельным.

Если человека нельзя убедить рациональными аргументами, то это проблема не рационального метода, а человека, который не желает его принять. Здесь важно не смешить риторические приемы с логическим, поскольку первые помогают убедить, а вторые являются реальным основанием знания.

К тому же если мы признаем, что рациональный метод должен быть принят подобно всякой вере - без рационального основания, то обесцениваем сам этот метод. С другой стороны, если мы признаем, что рациональный метод работает когда его принять, в отличии от других подходов, то тем самым даем рациональное обоснование для принятия данного метода, вопреки тому, что утверждает Поппер. 

..«Равенство перед законом» — не факт, а политическое требование опирающееся на моральное решение, причём оно совершенно независимо от теории — вероятно, ложной — о том, что «все люди рождаются равными».

Этим высказыванием Поппер развивает предыдущую мысль о том, что основания нашей теоретической деятельности не могут быть разумно оправданы, но всегда покоятся на неком иррациональном чувстве. Здесь имеется в виду, что никакие политические требования не могут иметь рационального обоснования, но всегда основаны на неком субъективном чувстве, то есть здесь по-сути оправдывается плюрализм истин, когда все мнения в одинаковой степени верны и неверны.

Однако даже если мы обратимся к примеру самого Поппера, то обнаружим, что политическое требование равенства покоятся как раз таки на основании объективного неравенства, поскольку если бы люди были равны по факту, то не было бы смысла регламентировать это политически. Если, к примеру, человеку с инвалидностью положена социальная помощь, то здоровому трудоспособному человеку она не положена, таким образом требование социального равенства здесь применяется именно в силу объективного неравенства людей, то есть несоответствие политических требований факту действительности в этом случае говорит как раз о верности теории.

Если бы мы принимали наши теории без подобных противоречий, то оставались бы в рамках бесполезного созерцания, поскольку практика только в том и состоит чтобы изменить то, что есть по факту, то есть суть практики заключается в определенном несоответствии теории с действительностью.

16 Вывод

Партийность философии Карла Поппера видна невооруженным глазом: он сомневается в истине лишь потому, что она может дать рабочую общественную теорию, он отвергает детерминизм, ибо последний предполагает наличие объективных тенденций исторического процесса, он производит нападки на диалектику и рационализм, поскольку хочет доказать, что во всем есть элемент веры и никакой метод не дает оснований для истинного познания..

Вместо научного подхода предполагающего наличие причин человеческого поведения, а, следовательно, и определенных исторических тенденций, Поппер предлагает нам свой подход, в котором конкретные люди, сформированных конкретными обстоятельствами, заменены абстрактными людьми с их произвольной "свободой воли", способными изменять общество не взирая на свое положение, объективные интересы и доступные средства достижения целей.